Сёку нихонги
(яп. 続日本紀, «продолжение Анналов Японии») — японский исторический трактат, повествующий о 95-летнем периоде японской истории, начиная с правления императора Момму (правил с 697 по 707 г.), и заканчивая правлением императора Камму (правил с 781 по 806 г.). «Сёку нихонги» является продолжением хроники «Нихон Сёки». Хроника была создана в период Хэйан и подготовлена в 797 году Фудзиварой-но Цугутадой, правым министром императора Камму. Анналы написаны на классическом китайском языке и содержат 40 свитков (томов).
«Сёку нихонги» является важным историческим источником о последних годах эпохи Нара. Наряду с «Нихон Сёки» входит в состав Риккокуси
(яп. 六国史) — «шести историй нации».
Боги Идзанами · Идзанаги · Аматэрасу · Цукиёми · Сусаноо · Окунинуси · Амэ-но удзумэ · Инари · Семь богов счастья · Эмма · Ниниги · Хоори · РюдзинСвященные и легендарные места Гора Хиэй · Гора Фудзи · Идзумо тайся · Рюгу-дзё · Такамагахара · Ёми · СандзуЛегенды и герои Урасима Таро · Кинтаро · Момотаро · Тамамо-но маэМифические и сказочные существа Бакэнэко · Дракон · Ёкай (Ханъё) · Они · Каппа · Кицунэ · Тануки · Тэнгу · Юрэй (Онрё, Фунаюрэй) · Нуэ · Хитоцумэ-кодзо · УмибодзуРассказы о необычных событиях Отоги-дзоси · Кайдан (Ёцуя Кайдан · городские легенды) · Ханасака Дзидзи · КиёхимэЭто заготовка статьи о японской мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её.
Отрывок, характеризующий Сёку нихонги
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей. Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову. – Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него. – Об одном тебя пг’ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться. Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
Читайте также: В России узаконили квадратные номера: три главных новшества
Часть 3
«ГОСУДАРСТВО РИЦУР̄Ё̄»
Глава 1
ЯПОНИЯ ПЕРИОДА НАРА (710–794)
«Периодом Нара» называется время, когда столицей Японии был город Нара (710–784). Кроме того к нему обычно приплюсовывают еще 10 лет (784–794), в течение которых двор находился в Нагаока. Это вполне оправдано, поскольку тот отрезок времени по всем своим социально-экономическим и культурным параметрам был продолжением предшествующего периода.
В более широком плане период Нара можно рассматривать как время продолжения начатых в VII в. реформ, ставивших своей целью превращение Ямато в «цивилизованное» по дальневосточным меркам государство. Поэтому в Японии период, включающий в себя вторую половину VII в., когда начали проводиться в жизнь реформы Тайка, период Нара, а также начало периода Хэйан, принято называть «периодом государства, опирающегося на законы» («рицурё̄ кокка
»). Действительно, именно тогда японцы планомерно пытались воплотить в жизнь политический идеал централизованного государства, все стороны функционирования которого должны были определяться однозначно заданными правилами, или законами. Интересно, что составленные в VIII в. законодательные своды формально продолжали действовать в Японии вплоть до периода Мэйдзи (вторая половина XIX в.), а все более новые законы рассматривались (во всяком случае теоретически) лишь как дополнение к ним.
Период Нара (и период «государства рицурё̄
» в целом) можно определить как время формирования высокоцентрализованного государства по китайскому (танскому) образцу (прямое корейское влияние в то время практически сошло на нет). Желание походить на Китай и быть равным ему проявлялось во всех областях государственной жизни: официальной идеологии, структуре чиновничества, административном делении, надельной системе землепользования, письменной культуре, архитектуре, масштабных строительных проектах и т. д. Однако местные политические и культурные традиции с самого начала вносили заметные коррективы во все мероприятия центральной власти. В результате сформировалось общество, разительно отличавшиеся от китайского. Реформаторы явно недооценили степень культурных, социальных и экономических отличий Японии от Китая, и в конце периода Нара уже стал хорошо заметен процесс упадка центральной власти, не сумевшей справиться с местничеством.
Письменные источники
Период Нара является первым в истории Японии, для которого существует довольно обширная и разносторонняя источниковедческая база: материалы официальной хроники «Сёку нихонги» дополняются данными законодательных сводов, описаний провинций Японии «Фудоки», эпиграфики, различными документами текущего делопроизводства, хрониками буддийских храмов, поэтическими антологиями.
Хроника «Сёку нихонги»
Поскольку мифологическое обоснование легитимности правящей династии было к тому времени более или менее закончено, на смену мифологическо-летописным сводам в период Нара пришли погодные хроники. Наиболее значительным примером такого рода была «Сёку нихонги» («Продолжение анналов Японии», 797 г.). Она состояла из 40 свитков и охватывала период 697–791 гг. Хроника составлялась в три этапа. Окончательный вид ей придали Фудзивара Цугицуна и Сугано Мамити.
Общим свойством мифологическо-летописных сводов и хроник является то, что они были рассчитаны не на современников событий, а на их потомков. Именно в их сознании должна была сложиться модель прошлого, которую конструировали составители хроник. Однако хроники отличались от более ранних памятников существенными особенностями.
Если «Кодзики» и «Нихон сёки» оказали серьезное влияние на все жанры словесности (поэзию, прозу и историографию), то непосредственное влияние «Сёку нихонги» ограничивалось, по преимуществу, собственно исторической мыслью, которая окончательно выделилась в качестве самостоятельного жанра словесности. В «Сёку нихонги» уже не встречаются яркие («художественные») описания характеров и поступков — она целиком построена на сухом хронологическом изложении. Намного меньше в ней и прямых заимствований из китайских произведений.
В «Сёку нихонги» хронология (с точностью до дня) сделалась основным принципом построения текста. Если раньше отдельные сообщения тяготели к сюжетной законченности, и под одной датой редко сообщались разнохарактерные сведения, то теперь в отчете за день стала помещаться самая разнообразная информация. Событие в «Сёку нихонги» предстает не как законченная данность, а как процесс.
Таким образом, была окончательно осознана связь истории со временем, причем «плотность» наполнения хроники событиями значительно возросла. И это неудивительно, ибо, в отличие от более ранних памятников, записи «Сёку нихонги» велись одновременно с происходившими событиями, а не фиксировали давно прошедшее.
Совершенствовалась и «технология» летописания. Для составления «Нихон сёки» потребовалось 39 лет, а для «Сёку нихонги» — только 6. Первичные данные предоставлялись государственными учреждениями (т. е. чиновниками, за плечами которых было более или менее единообразное образование). Это минимизировало использование разнородных источников (что свойственно более ранней традиции) и вносило определенный вклад в формирование специфической чиновничьей культуры, контуры которой все более не совпадали с культурой народной.
Детализация описания сопровождалась сокращением пространства, охватываемого повествованием. Для того, чтобы попасть на страницы хроники, как правило, нужно было обладать рангом не ниже пятого (или же совершить что-нибудь действительно выходящее за рамки привычного).
Главными объектами описания хронистов по-прежнему остались правитель и его непосредственное окружение (в котором к концу периода на первый план выдвинулась северная ветвь рода Фудзивара). Последовательное применение получили девизы правления, в соответствии с которыми и осуществлялись датировки. У каждого отрезка времени мог быть только один «хозяин», и им считался сам государь. Если в его правление происходили какие-либо важные события, то именно он имел право на провозглашение нового девиза даже во время своего неоконченного правления. Такое понимание предполагало также, что после кончины императора новая эра правления могла начаться лишь с наступлением следующего после его смерти года.
Читайте также: Сотни гравюр укиё-э от японских мастеров 19-го века выложили в свободный доступ
При этом, если раньше императоры описывались в качестве активно действующих фигур, в связи с чем повествование охватывало обширную территорию, то теперь они (и их ближайшее окружение) изображались по преимуществу в сакральном центре — дворце, — где осуществляли свои властные функции путем провозглашения указов. Например, если в «Нихон сёки» описано, как правительница VII в. Саймэй сама вместе с наследным принцем отправилась в Киби и Иё, чтобы готовить военную экспедицию на Корейский п-ов (для восстановления режима Пэкче), то в 60-х годах VIII в. аналогичный поход против Силла готовился с помощью чиновничьего аппарата, и ни о каких личных «инспекциях» императора Дзюннин не могло идти и речи.
Важнейшее значение в жизнеописаниях императоров занимали генеалогические записи, которые предшествовали изложению событий, случившихся в их правление, нарушая тем самым хронологический порядок изложения. Столь подчеркнутая роль генеалогической информации представляет собой характерную особенность японских хроник и не была свойственна их китайским прототипам.
Вообще, следует отметить, что, заимствовав многие формальные особенности ведения хроник, японцы сознательно отвергли важнейшие особенности китайского исторического мышления. Если китайские хроники в конце каждого правления обычно давали более или менее сбалансированную оценку деятельности каждого императора, то японские ограничивались перечислением его достоинств или вообще отказывались от такой оценки. Причина заключалась в том, что в китайские хронисты основывались на концепции «мандата Неба», предполагавшей возможность смены неправедного правителя или династии — идее, отвергнутой на самых ранних этапах становления японской исторической и политической мысли. В Японии император (и вся династия) был выведен из сферы действия этических оценок, оставаясь сакральной фигурой.
Стимулы к составлению хроник в Китае и Японии также были различны. В Китае хроники составлялись при получении «мандата Неба» новой династией, Япония же смены династий не знала. Составление «Нихон сёки» имело своей целью доказать легитимность правящей династии, создать общегосударственную идеологию, а также было следствием желания выглядеть «цивилизованным» государством в глазах Китая и Кореи. Что касается «Сёку нихонги», то время ее создания отличалось относительной политической стабильностью. К тому времени уже сформировалась одна из доминант японского менталитета — установка на преемственность, в связи с чем основной идеологической задачей «Сёку нихонги» было формирование такого образа прошлого, который бы эту установку подтверждал. При этом достоверность сообщаемой «Сёку нихонги» исторической информации следует признать весьма высокой. В ней отсутствуют систематические искажения, и она нередко подтверждается археологическими данными.
Законодательные своды
Объектом описания как законодательных, так и исторических текстов является государство. Совпадает и субъект описания — в обоих случаях им также является само государство (т. е. эти тексты возникают не спонтанно, а по прямому государеву указу). Тем не менее, законодательные и исторические тексты разнятся в своих подходах и задачах. Если законодательные тексты можно уподобить «автопортрету» государства, то исторические — его «автобиографии». Законодательство можно назвать элементом, объединявшим различные культуры Дальнего Востока (японское законодательство строилось в соответствии с китайским, а в Корее этого времени танские законы применялись в неизмененном виде), а исторические сочинения, посвященные отечественной истории, в большей степени выражали специфику национального, становясь инструментом государственной самоидентификации.
В VIII в. деятельность государства и функционирование общества подчинялись двум законодательным сводам — сначала «Тайхо̄ рицурё̄» (701 г.), потом — «Еро̄ рицурё̄» (составлен в 718 г., введен в действие в 757 г.; «Тайхо̄» и «Еро̄» обозначают соответствующие годам обнародования сводов девизы правлений). Текст первого дошел до нас с существенными пробелами, сохранность второго — намного лучше. Как показывает текстологический анализ, их отличия друг от друга не особенно велики.
Каждый из сводов состоит из двух основных разделов — «рицу
» и «
рё̄
». «
Рицу
» (кит. «люй») представляет собой «уголовный кодекс», а «
рё̄
» (кит. «лин») — установления относительно государственно-бюрократического устройства и системы землепользования («гражданский кодекс»). Такая структура повторяет строение китайских законодательств. Однако необходимо учитывать, что в Китае идеологический комплекс государственного управления обеспечивался двумя главными компонентами: законодательством сводами и «ли» (яп. «
рэй
») — распространенной на все общество системой конфуцианских ритуалов, составлявших нерасторжимое единство с законодательством. Более того, «ли» обладали более высоким культурным статусом. В Японии же ритуалы «ли» были частично инкорпорированы в тексты законодательных сводов и не имели самостоятельного значения.
Статьи уголовного права (рицу
) почти полностью утеряны, а сохранившиеся однозначно свидетельствуют о том, что они были заимствованы из танского законодательства в почти неизменном виде. Что касается «гражданских» статей (рё̄), то их сохранность намного выше. Это наводит на мысль о неравнозначной ценности
рицу
и
рё̄
в нарской Японии. Если функционирование бюрократического аппарата действительно строилось в значительной степени в соответствии с китайскими образцами (хотя и с многочисленными изменениями), то применение китайского уголовного законодательства столкнулось со значительными трудностями, ибо вступило в конфронтацию с некодифицированными нормами обычного права. Видимо, уже тогда японцы отдавали предпочтение социальным формам контроля — надзор за исполнением правил социального поведения осуществлялся прежде всего самим обществом, а не развитой пенитенциарной системой. Реальное применение
рицу
также имело ряд особенностей, смягчавших предписанные законом наказания: показательно, что начиная с 810 г. вплоть до установления военного сёгунского режима двор заменял смертную казнь пожизненным заключением (отчасти это, возможно, объяснялось страхом перед местью духа покойного). Таким образом, законы
рицу
в нарской Японии были, скорее, неким эталоном, нежели реальным инструментом регулирования социальных отношений.
Что касается рё̄, то и здесь видны попытки японских законников приспособить китайские установления к местным условиям. Ревизия танского «гражданского кодекса» проходила по следующим основным направлениям:
1) Законом не определялся порядок престолонаследия; оно осуществлялось на основании обычного (некодифицированного) права.
2) Определяющая роль синтоизма в структуре официальной идеологии была закреплена созданием самостоятельного органа — палаты небесных и земных божеств (дзингикан
), которая не имела над собой вышестоящего органа.
Читайте также: Реферат «Особенности японской гравюры Укиё-э и её влияние на европейскую живопись»
3) В отличие от Китая, в японском законодательстве присутствовал специальный раздел, посвященный правилам поведения буддийских монахов («Со̄нирё̄» — «Законы, о монахах и монахинях»), что свидетельствует о большей роли буддизма в государственной жизни Японии (хотя в Китае имелись законы, регулировавшие деятельность буддийской церкви и даосских отшельников, они не входили в основное законодательство).
4) Возможности занятия высоких должностей лицами незнатного происхождения были в Японии намного ниже; конкурсные экзамены на занятие чиновничьей должности, идея которых была заимствована из Китая, не имели сколько-нибудь существенного значения (определяющим было происхождение кандидата).
5) Контроль за делами на местах (на уровне уездов) в Японии фактически находился в руках местной знати; в отличие от Китая, где управители провинций и уездов назначались из центра, в Японии центр назначал только управителей провинций.
6) В отличие от танского Китая, земельные наделы в Японии выделялись не только мужчинам, но и, женщинам (в Китае их получали только вдовы, в том числе наложницы). Японские женщины обладали также правом наследования. Вообще, в японском обществе положение женщины было выше, чем в китайском. Это подтверждается как значительным числом женщин на японском престоле в VIII в., так и часто практиковавшейся матрилокальностью (муж поселялся в доме жены). В аристократических и чиновничьих кругах рождение в семье девочки зачастую приветствовалось, поскольку создавало потенциальную возможность удачно выдать ее замуж и таким образом поднять собственный социальный престиж.
В отличие от единообразного (вне зависимости от места проживания) налогообложения в Китае ремесленными продуктами (каждый человек должен был платить налог тканями), в японском законодательстве для многих регионов были указаны специфические местные продукты (в основном — морского промысла), которые должны были доставляться непосредственно ко двору. При этом единицей налогообложения выступал не отдельный человек, а вся община.
В целом можно сказать, что модификация, которой подверглось в Японии танское законодательство, помимо того, что она отражала местные особенности, свидетельствовала о сохранении там элементов родовых отношений в устройстве общества и организации управления.
Для того, чтобы законодательные своды не вступали в острое противоречие с жизнью, их постоянно корректировали, не внося при этом исправлений в основной текст. Изменения производились в форме издания дополнений к законодательству (кяку
) и руководств по его применению (
сики
), которые затем собирались в отдельные сборники. Кроме того, в IX в. появились систематизированные комментарии к законодательным сводам (вернее, только к «гражданскому кодексу» — «Рё̄-но гигэ», 833 г., и «Рё̄-но сю̄гэ», 859–877 гг.).
***
Летопись «Сёку нихонги» и законодательные своды являются наиболее важными письменными источниками по истории и культуре VIII в. Однако, помимо них существует немало других свидетельств, которые привлекаются историками для уточнения, реконструкций и сопоставительного анализа.
Документы Сё̄со̄ин
Около 10 тыс документов на бумаге из хранилища Сё̄со̄ин в крупнейшем буддийском храме Нара — То̄дайдзи — представляют собой плод деятельности высокоорганизованного административного аппарата. Управление по переписке сутр (сякё̄сё) было организовано примерно в 736 г. при дворце Комё̄ (супруги императора Сё̄му), но превратилось потом в одно из подразделений храма То̄дайдзи. Вплоть до конца периода Нара в нем производилась не только копирование буддийских сутр, но и составление документов, имевших отношение к функционированию храмового комплекса в его взаимоотношениях с другими государственными учреждениями.
Сё̄со̄ин — сокровищница храмового комплекса То̄дайдзи
Поскольку многие из этих текстов написаны на обороте документов, уже использованных в других ведомствах (что свидетельствует как о ценности бумаги в то время, так и о политически неангажированном характере этого источника), то документы Сё̄со̄ин предоставляют дополнительную возможность для реконструкций в области исторической демографии (подворные списки), системы налогообложения, устройства бюрократической машины и т. д.
«Фудоки»
Основным объектом описания официальной хроники «Сёку нихонги» был император и его непосредственное окружение (двор). Однако для лучшего управления страной требовалась «инвентаризация» всего того, что находилось в ее пределах. Для решения этой задачи в 713 г. был провозглашен указ о составлении «Фудоки» («Описаний земель и обычаев»). Описание провинций Харима и Хитати было завершено в 715 г., Идзумо — в 733 г., Бунго и Бидзэн — еще позже. Данные по остальным провинциям до нас не дошли. Полностью сохранился только текст «Идзумо-фудоки».
В «Фудоки» характеризовались географические особенности провинций и входивших в них уездов, отмечалось наличие полезных ископаемых, животных, растений, пригодных для землепашества земель. В них широко представлены местные мифы и предания, дающие возможность судить о бытовании представлений и верований, отличных от тех, что были зарегистрированы придворной традицией («Кодзики», «Нихон сёки», «Сёку нихонги»). Данные «Фудоки» свидетельствуют о значительном культурном многообразии, свойственном древней Японии.
Моккан
Важным источником, проливающим свет на особенности историко-культурного развития Японии в VII–VIII вв., являются эпиграфические материалы. С этой точки зрения большое значение имело открытие в 1961 г. не слишком известного ранее типа текстов (до тех пор его корпус ограничивался приблизительно 350 образцами, находящихся в хранилище Сё̄со̄ин в Нара), зафиксированных на деревянных табличках (букв, «деревянных письменах» — моккан
). Такая табличка представляет собой дощечку 10–25 см в длину и 2–3 см в ширину. Размеры дощечки зависели от длины сообщения (сообщений, переходящих с одной таблички на другую, не зафиксировано).
Данный тип эпиграфики был известен в Китае и Корее, древнем Китае подобные таблички изготавливали не из дерева, а из бамбука. В отличие от Японии, они имели стандартный размер в 30 или 45 см, и их было принято сшивать (т. е. они могли вмещать любой объем информации). В Корее количество находок моккан
невелико, но считается, что этот вид эпиграфики был заимствован японцами именно оттуда.
К настоящему времени обнаружено приблизительно 200 тыс. табличек, причем количество мест находок составляет около 250. Только при раскопках усадьбы принца Нагая (влиятельного царедворца в правление Сё̄му, 724–749) в Нара в 1988 г. их было найдено около 50 тыс. Самые ранние таблички датируются второй четвертью VII в. Наибольшее количество находок концентрируется в Фудзивара (служила резиденцией правителей Ямато в 694–710 Годах) и Нара, но они встречаются и на периферии государства.
Широкое использование моккан
определялось такими свойствами дерева, как его относительная легкость и прочность (что делало возможным транспортировку табличек на большие расстояния), а также возможностью их повторного использования (прежняя запись соскабливалась и наносилась новая).
Большинство из найденных моккан
Читайте также: Хироси Есида (Йошида) — японский художник и график.
так или иначе связаны с функционированием государственного аппарата (переписка между центральными ведомствами, между центром и местными органами власти — управлениями провинций, уездов, почтовыми дворами). Интересно, что
моккан
пересылались только по государственной административной вертикали — обмена информацией между чиновниками на уровне уездов или провинций не зафиксировано. По-видимому, государство не регулировало непосредственно вопросы управления на уровне уезда.
К настоящему времени известны несколько типов сообщений на моккан
. В наиболее общем виде их можно подразделить на 3 типа: сообщения, учебные тексты, товарные бирки. Последние были наиболее массовой разновидностью
моккан
. Эти бирки, на которых указывался вид продукции, ее количество, отправитель и получатель, прикреплялись к грузу, который отправлялся в вышестоящие инстанции (либо владельцу поместья) в качестве налога. Кроме того, ими маркировали уже полученные налоговые поступления при их сортировке и направлении на склады.
Моккан
, которые принято квалифицировать как «сообщения», включают в себя:
1) Распоряжения вышестоящих ведомств (основной массив — вызовы чиновников к месту службы государственными органами, т.e. «повестки»: например, распоряжение писцам прибыть в определенное место для копирования сутры). После того, как моккан
доходил до адресата и написанное в нем распоряжение выполняюсь, эти
моккан
выбрасывали (оригинал сообщения мог изготавливаться на бумаге и храниться в архиве).
2) Донесения от нижестоящего ведомства (чиновника) вышестоящему (главным образом, о прибытии чиновника к месту службы или крестьянина — для несения трудовой повинности, а также о доставке груза).
3) Запросы одного ведомства другому о доставке какого-либо груза.
4) Послания, сопровождавшие отправку груза в ответ на запрос.
5) Послания, удостоверяющие получение груза.
6) Разрешения на провоз груза через ворота дворца Нара или через какой-либо другой пункт проверки (заставу).
7) Удостоверения о прохождении груза через ворота дворца Нара или же другой пункт проверки (заставу).
Выставлявшиеся на дорогах объявления о розыске вора или пропаже домашнего скота.
Таким образом, подавляющее большинство этого вида моккан
также было связано с перемещением грузов или людей.
Кроме того, встречаются тексты, использовавшиеся в процессе обучения (выдержки из произведений китайских философов, «домашние задания» по иероглифике).
Моккан
представляют собой особую ценность, поскольку они не предназначались для длительного публичного использования (наиболее типичные места их находок — древние помойки, водосточные канавы) и потому не подвергались целенаправленному редактированию, подчиненному определенным идеологическим задачам.
Массовые находки моккан
заставили пересмотреть прежние оценки относительно степени зрелости японской культуры VII–VIII вв. Выяснилось, что она была в значительной мере письменной, а государственное управление уже в то время осуществлял относительно широкий слой грамотных чиновников. Это, в свою очередь, позволяет сделать вывод о том, что письменные памятники VIII в. возникли не на пустом месте, а представляли собой результат определенного развития письменной традиции.
***
Очевидно, что массовый обмен письменной информацией в делах управления мог быть обеспечен только при организации соответствующей системы обучения, И действительно, в Японии появились школы чиновников: столичная — в 670 г. (около 450 учеников), провинциальные — в 701 г. (с числом учеников от 24 до 60). Кроме того, существовали школы медицины и астрологии (общее число учеников — около 110). С учетом того, что какое-то количество буддийских монахов получало образование при монастырях, такая система образования была достаточна для нужд государственного аппарата и для приобщения японцев к достижениям континентальной цивилизации и культуры; последнее в значительной степени обеспечивалось (особенно, начиная с VIII в.) с помощью письменных каналов информации (ввоза книг, их переписывания и изучения).
Однако несмотря на довольно широкое распространение письменности и заимствованный из Китая пиетет перед грамотностью, идея о том, что мудрость и знания сами по себе могут послужить основанием для занятия высокого общественного положения, в Японии широкого распространения не получила. Японское общество оказалось намного более иерархичным, чем китайское, и система конкурсных экзаменов на занятие чиновничьей должности никогда не имела там серьезного значения, ибо главным всегда оставалось происхождение человека.
Государственное устройство
К VIII в. стратегический выбор модели управления по китайскому образцу был совершен. Была достигнута и относительная эффективность работы государственного аппарата, о чем свидетельствует успешное претворение в жизнь ряда грандиозных проектов (строительство Нара, храма То̄дайдзи, сети дорог и т. д.).
Высшие государственные органы
Согласно законодательным сводам, во главе государства стоял император, который обладал верховными правами в области административного управления, назначения и продвижения чиновников, ведения внешних сношений и управления войском. Непосредственно императору подчинялись 3 высших государственных учреждения — большой государственный совет (дадзё̄кан
), совет по делам небесных и земных божеств (
дзингикан
) и палата цензоров (
дандзё̄тай
), основной функцией которых было проведение в жизнь указов императоров.
Главным административным органом был дадзё̄кан
(не имел соответствия среди высших государственных учреждений в танском Китае). Он обладал огромными полномочиями, что серьезно ограничивало власть правящего рода.
Внутри дадзё̄кан
существовал высший совет по решению государственных задач (
гисэйкан
), куда входили только представители старых аристократических родов, обосновавшихся в пяти центральных провинциях столичного района Кинай (Ямато, Ямасиро, Сэццу, Кавати и Идзуми).
Назначение в дадзё̄кан
было фактической монополией 21 рода, происходивших из Кинай и известных еще с «дореформенного» времени. К их числу относились: Фудзивара (ветвь Накатоми), Тадзихи, Абэ, Ки, Исоноками (бывш. Мононобэ), О̄томо, Косэ, Исикава (бывш. Сога), Татибана, Накатоми, Фунъя, Авата, Такамуко, Симоцукэно, О̄но, Агатаинукаи, Оно, Хиками, Киби, Югэмикиё, Саэки.
Особое положение среди высших государственных учреждений было у дзигинкан
. Фактически это было учреждение, выведенное из подчинения
дадзё̄кан
. Формально во главе
дзингикан
стоял чиновник младшего 4-го ранга, а самом деле его возглавлял сам император, являвшийся первосвященником (именно в этом, видимо, кроется причина столь высокого положения
дзингикан
в системе высших государственных учреждений). Основными функциями
дзингикан
были: проведение храмовых (синтоистских) служб, религиозных празднеств и различных синтоистских (прежде всего общегосударственного масштаба) церемоний и т. д.
Страницы:
